...На первой же встрече Козлов сказал Шадрину, что он может заслужить прощение на родине, если будет передавать советской разведке секретные материалы ВМС США, а для начала составит полный доклад о перебежчиках и эмигрантах, с которыми ему приходилось работать.

Чтобы выполнить задания Козлова, Шадрину не нужно было делать ровным счетом ничего. По распоряжению Гувера его обеспечили всеми необходимыми сведениями для передачи советской разведке.

Во время второй встречи Козлов показал Шадрину фотографию Носенко, сделанную сотрудниками резидентуры КГБ на улице в Мэриленде, и поручил добыть адреса Носенко и Голицына. Шадрин кисло ответил, что постарается, но вообще-то доступа к таким данным у него нет. В дальнейшем Козлов рекомендовал Шадрину держаться подальше от Орлова, так как тот – советский агент.

Состоялось пять встреч Козлова и Шадрина. На последней майор сказал, что Москва рассчитывает и впредь получать сведения о перебежчиках и эмигрантах и что из военно-морской информации наивысшим приоритетом должны быть материалы об американском подводном флоте. Во время этой встречи, состоявшейся на автостоянке возле супермаркета, Козлов протянул Шадрину конверт. В нем оказались письма и фотографии жены и сына Шадрина, оставшихся в Ленинграде. По правилам конспирации, прочтя письма и внимательно рассмотрев фотографии, Шадрин вернул их Козлову.

Больше они не встречались. В конце лета майор Козлов отбыл в Москву, и ФБР утратило контроль над операцией. В Советском Союзе Козлов оставался в пределах видимости американской разведки, но контактов с ней не искал. Вместе с тем, как выяснила московская резидентура ЦРУ, вскоре после возвращения из США он получил звание подполковника и “крышу” в Международном агентстве по атомной энергии – в его обязанности входило сопровождение советских делегаций в заграничных поездках.

Энглтон все еще сомневался в Козлове. Его аргументом, помимо чутья, была неправдоподобно обширная осведомленность Козлова об операциях подразделений, к которым по службе он не имел никакого отношения. Прежде всего информация об Освальде. Энглтон оставил в силе свой запрет на контакты советского отдела с Козловым – по его словам, тем самым он хотел дать понять лубянскому начальству Козлова, что принял его откровения за чистую монету.

Впоследствии, однако, ему пришлось еще раз изменить свое мнение. От коллег в израильской разведке он узнал, что Игорь Фролович Козлов – не кто иной, как сын некогда всесильного секретаря ЦК КПСС Фрола Романовича Козлова, и что в 1964 году он вступил в брак с дочерью министра культуры СССР Светланой. Коллеги показали Энглтону и фотографию счастливого семейства. После этого открытия все стало на свои места: Энглтон признал, что у подполковника есть источник информации, какой и не снился иным генералам КГБ.

Для Гувера известие о родственных связях Козлова с Фурцевой означало прежде всего то, что дело о возможной причастности Москвы к покушению на Кеннеди закрыто.

Для обоих ведомств карьерный рост Козлова стал одним из приоритетов. Агенту Китти-Хок был присвоен статус самого высокопоставленного источника в Советском Союзе.

Козлов, однако, не проявлял ни малейшего интереса к продолжению контактов с ЦРУ. В 1972 году Екатерина Фурцева нанесла визит в США. В ЦРУ ожидали, что Козлов, ставший к тому времени полковником, возможно, приедет вместе с ней. Но он не приехал. Впоследствии Энглтон утверждал, что никогда полностью не доверял Козлову, однако был вынужден продолжать операцию исходя из его родства с одной из ключевых фигур в советском руководстве. Фурцева скончалась за два месяца до отставки Энглтона. Но операция “Китти-Хок” продолжалась.