Так уж, видно, бывало во все времена - о победителях
говорят и вспоминают куда чаще, чем о побежденных.
Вспоминают и о Леваневском - выдающемся летчике -
гораздо реже, чем он того заслуживает.
Э. Т. Кренкель

В толстых архивных папках Главсевморпути хранятся документы, посвященные знаменитым перелетам советских летчиков в 1937 году из Москвы в США через Северный полюс. Особенно много писем по поводу погибшего экипажа Леваневского. Люди волнуются за судьбу шести членов экипажа, предлагают варианты спасения, добиваются возможности участвовать в поисковых экспедициях. Пишут пионеры, колхозники, рабочие и ученые. За внешне угловатыми выражениями искреннее чувство соучастия...

"Город Чебоксары. 4 октября.
Товарищи, мне, как и всем сознательным людям мира, страшно охота, чтобы поскорее нашли тов. Леваневского.
Иногда бывают такие чувства, как будто что-то неладное случилось в моей личной жизни. Всем существом сознаю, что заклятые враги социализма злорадствуют этой досадной временной задержке. С тревогой прочитал, что с 10 сентября в Арктике начнутся сумерки, которые, по-моему, усложняют поиски.
В связи с полетом летчика Вилкинса у меня возникла страшно навязчивая мысль, может, она покажется смешной.
Вилкинс летал на высоте только 200 м, но из-за проклятого тумана не мог видеть даже льды. Ведь 200 м - это совсем невысоко, может быть, группа тов. Леваневского даже слышала шум моторов. Может, они кричали. Но Вилкинс, конечно, услыхать не мог. А нельзя ли на самолетах воздушной экспедиции установить звукоулавливатели, ведь есть такие приборы - звукоулавливатели с усилителями. Такими, чтобы крики восторга, надежд товарищей можно было услышать с самолета слухачом. Это - одно. А второе... Почему не может быть так, что у них передатчик вышел из строя, а приемник работает. Передать им, чтобы они при появлении шума моторов воздушной экспедиции подавали сигналы звуками и т. и.
Кроме того, снабдить самолеты прожекторами и освещать во время поисков места. Это даст возможность производить поиски и после 10 сентября.
Лескин Александр. Чебоксары".[1]

"4 сентября 1937 г.
Мы сознаем то колоссальное значение завоевания Севера, хотим помочь. Отважный летчик, преданный делу социализма человек, Герой СССР тов. Леваневский должен быть нашими усилиями найден. Исходя из этого заключения, мы хотим всемерно помочь в поисках экипажа Леваневского: просим ЦИК и тов. Шмидта, чтобы последние исполнили нашу волю в наших намерениях отправиться на поиски Леваневского.
От колхозников сельхозартели "25-тысячник"
Нестеровского сесовета Оршинского р-на Калининской области
Широков Николай Петрович, Левшин Александр Дмитриевич".[2]

"Я, пионерка 34-й школы Октябрьского района, придумала способ поиска тов. Леваневского. С аэроплана спустить на лебедке корзину, туда посадить человека с рупором, чтобы он кричал:
- Товарищ Леваневский, разведите костер.
Майя Данилова, Ленинград, площадь Труда, д. 6, кв. 87".[3]

29 октября 1937 г.".
Письмо в "Известия"
"Моя точка зрения на аварию самолета Леваневского такова, что если экипаж жив, то у них нет средств сообщения (например, разбит передатчик). Я предлагал бы в местах предполагаемой аварии разбросать несколько маленьких, самых примитивных радиопередатчиков со светящимися газовыми шарами или змеями. Одновременно радировать в эфир о месте сброса радиопередатчиков. Может быть, можно вместе с радиопередатчиками выбрасывать и животных, умеющих разыскивать людеи. Возможно, мое предложение и слишком наивное, но я не могу не думать о спасении лучших людей нашей страны.
Зав. технической частью
Батайского ледзавода Степанов И.И.".[4]

Житель Тулы Д.Я.Лашков предлагает в будущие экспедиции брать почтовых голубей, которые всегда донесут весточку до земли.
Москвич И.Кочин, студент Института народного хозяйства имени Плеханова, предполагает, что летчики живы и пошли пешком к Папанину - к нему ближе всех! - и нужно сообщить папанинцам, чтобы они выставили световой маяк.
Редакции газет отправляли все письма специалистам в Главсевморпуть. Многие письма были адресованы прямо О.Ю.Шмидту. Архивы хранят и ответы на письма, показывающие доброжелательное и внимательное рассмотрение абсолютно всех предложений.

"Тов. Угрюмову Н.К., г. Муром, ул. Первомайская, 4.
На Ваше предложение сообщаем, что в настоящее время разработан ряд мероприятий по поискам экипажа самолета Н-209, и не исключена возможность организации поисков пешком во льдах. О Вашем участии в этой работе сообщаем, что в настоящее время использовать Вас не можем; в дальнейшем будем иметь вас в виду".[5]

"Тов. Старикову И.О., застава Ильича, завод "Серп и молот", 16 окт. 1937 г.
Ваше предложение организовать поисковую партию в 200 человек с доставкой ее на самолетах в пункт предполагаемой посадки т. Леваневского с экипажем и высадки их на парашютах чрезвычайно сложно и опасно для жизни этих людей в условиях почти не исследованного района Арктики. В этом варианте поисков также сложен вопрос с обеспечением всех этих людей продовольствием и вывозом их обратно, когда они разбредутся по всему району. Низкие температуры в этих широтах не позволят долго находиться людям под открытым небом, а наступившая полярная ночь будет усложнять розыски самолетов этих партий, чтобы вывезти их обратно на материк.
Из всего этого явствует, что Ваш вариант поисков таким большим количеством людей почти неприемлем".[6]

"Краснодар, крайсовет Осоавиахима, Пугачеву.
Полярная авиация приносит искреннюю благодарность коллективу парашютистов-спортсменов Краснодара за предложение принять участие в поисках экипажа Леваневского. В зависимости от дальнейшего хода поисков Ваше предложение будет учтено".[7]

Люди внимательно изучали все сообщения прессы, радио, ТАСС, сопоставляли с высказываниями ученых и летчиков и делились своими соображениями.
Письмо в "Известия" от профессора математики Харьковского химико-технологического института И.С.Чернушенко (Харьков, ул. Краснооктябрьская,69, кв.1):
"В "Известиях" за 20.9.37 изложены соображения т. Спирина о том, где искать самолет Н-209.
Будучи не согласен с выводами т. Спирина, излагаю свои соображения. До полюса самолет т. Леваневского проходил в среднем 1,8 градуса по широте, идя притом не по прямой. От полюса самолет летел уже прямо по 148-му меридиану. Полюс был пройден в 13 ч 40 мин 13 августа ("Известия"). После этого были радиограммы:
1. В 14 ч 32 мин о выбытии из строя одного мотора.
2. В 15 ч 58 мин с сообщением, что все в порядке, но плохая слышимость.
3. В 17 ч 53 мин - "Как меня слышите? Р. Л. Ждите..."
Таким образом, после полюса самолет был в полете, по крайней мере, 4 ч 13 мин.
Вторую РД с сообщением, что все в порядке, можно понимать так, что удалось исправить маслопровод.
В таком случае за 4 ч 13 мин полета самолет достиг 82° широты.
В связи с этим, по-моему, необходимо тщательно проверить показания охотников о том, что они слышали гул самолета, который мог быть от самолета т. Леваневского. Возможно, что т. Леваневский пролетел значительно дальше, чем это предполагается.
На будущее время мне представляется необходимым обязать летчиков, совершающих полеты над безлюдной местностью, в каждой РД сообщать свои координаты в Арктике, в трансполярных перелетах, в 1-ю очередь широту.
Прошу передать мое письмо Шмидту...".[8]

Перед тем как сопоставлять последние радиограммы с самолета Н-209, мнения специалистов того времени с архивными материалами, мнениями специалистов в наши дни, чтобы установить истину, необходимо вернуться из 1937 года в... 1933-й, когда главный "виновник" трансарктического перелета Сигизмунд Александрович Леваневский, работая тогда начальником летной части всеукраинской летной школы Осоавиахима в Полтаве, оказался в командировке в Москве и зашел к начальнику полярной авиации Главсевморпути М.И.Шевелеву.
Леваневский мечтал совершать полеты в далекие края, он чувствовал в себе силы для больших дел и, видимо, своей увлеченностью и решительностью произвел впечатление на руководство полярной авиации.
М.И.Шевелев предложил ему очень интересную работу: перегнать летающую лодку "СССР Н-8" из Севастополя в Хабаровск.
Марк Иванович Шевелев и сейчас еще работает в администрации Северного морского пути, и вся история полярной авиации складывалась при его активном участии. Он вспоминает, что перед Леваневским остро встала проблема: на кого оставить летную школу. И тут ему повезло: летчик Алексей Грацианский, приятель Леваневского, согласился временно заменить его в Полтаве. Впоследствии Грацианский останется вместо него облетывать закупленные в США "летающие лодки", а сам Леваневский спешно вернется в Москву заканчивать подготовку к трансарктическому перелету. Он отправится на Аляску, а через несколько дней Грацианский вылетит на поиски исчезнувшего самолета с экипажем Леваневского, перелетит через Сибирь, Чукотку, приземлится на Аляске и вместе с американскими и канадскими летчиками будет участвовать в поисках.
...А пока Леваневский выполнял поручение М.И.Шевелева - перегонял двухмоторный "СССР Н-8" через всю Сибирь и вскоре приземлился в Хабаровске. Здесь его ждали две новости: телеграмма из Москвы, требующая срочно вылетать на поиски американца Маттерна, и новый член акипажа - штурман Виктор Левченко. Штурман был кстати - пришлось лететь над абсолютно не изученными местами, даже карты были неточными, по маршруту не было аэродромов, горючего. В.Левченко оказался веселым, общительным молодым человеком - мастером на все руки. С тех пор они летали всегда вместе... Джимми Маттерн предпринял попытку пролететь на самолете вокруг земного шара, благополучно сел в Хабаровске, загрузился выше всяких норм горючим, оставил даже радиостанцию, отправился в Анадырь и... исчез. Решили искать его в районе Анадыря примерно по тому же маршруту, какой мог быть у Маттерна. Американские и японские газеты много писали об американском летчике. Одна японская газета уверенно сообщала, что Маттерн совершил вынужденную посадку около Анадыря и... был съеден дикими племенами.
Необходимо было опровергнуть эти домыслы.
Леваневский первоначально собирался произвести ремонт после своего перелета: барахлил один мотор, требовалось установить радиостанцию, но надо было скорей спасать человека, и Леваневский полетел на поиски. Тогда, в 1933 году, их самолет впервые прошел по трассе, по которой через семь месяцев отправятся Водопьянов, Галышев, Доронин, а позже к ним присоединятся Каманин, Молоков и Пивенштейн - для спасения челюскинцев.
Причем "летающая лодка" Леваневского почти весь путь прошла над материком. Американские газеты писали, что их летчику умышленно посоветовали непроходимый маршрут, и Леваневский хотел доказать, что маршрут Маттерна преодолим... Когда самолет приземлился в Анадыре, почти все население сбежалось встречать летчиков.
- Здравствуйте, товарищи летчики! - приветствовал их кто-то из встречающих. - Тут американец по вас стосковался...
- Маттерн? - быстро спросил Леваневский.
- Он самый. Вот он на пригорке сидит, вам машет. Как услышал звук мотора, заволновался, накомарник надел и на горку подался - не верит, что еще кто-то может сюда добраться по воздуху.
- А где его самолет?
- В тундре валяется, разбит вдребезги. Пограничники наши разыскали беднягу в тундре.
Встречавшие спрашивали, что привезли из продовольствия - он только шоколад ест.
Леваневский отдал американцу почти весь аварийный паек - штук пятнадцать плиток. Тот повеселел и все спрашивал через переводчика: когда полетим? Лететь решили на следующий день. Маттерн снял все, что уцелело, со своего самолета и так загрузил "летающую лодку" Леваневского, что та не смогла оторваться от воды. Леваневский решился на рискованный шаг: приказал слить часть горючего и оставить ящик с консервами - из НЗ. Он не хотел, чтобы американец плохо подумал о русских летчиках. С великим трудом взлетели и полетели в Америку.[9]
...Американский континент был в тумане. Островками из облаков вылезали острые вершины гор, по которым штурман Левченко ухитрялся определять местонахождение самолета. По расчетам, уже подлетели к городу Ному - месту посадки, но пробиваться сквозь туман было рискованно. Леваневский повернул к острову Святого Лаврентия. Там не было скалистого берега, как на Аляске, и посадка должна быть безопаснее. Маттерн то привязывался ремнем к сиденью, то отвязывался, нервно ерзал. Наконец часть острова Святого Лаврентия открылась среди тумана, и Леваневский незамедлительно сел.
Кругом ни одной живой души. Летчики разожгли костер, стали укладываться спать. Маттерн оказался без спального мешка, и Виктор Левченко отдал ему свой, а сам пристроился у костра.
Горючего оставалось на 1 час 10 минут, а до Нома предстояло лететь 1 час 15 минут. Утром Леваневский вложил записку в бутылку о том, что здесь останавливался самолет "СССР Н-8" по пути в Ном. Леваневский летел по прямой, а за его спиной стоял Маттерн и следил за бензиномером. Механик выкачивал ручной помпой из бака остатки горючего.
Из тумана выглянул берег. Командир тут же повернул на посадку, и оба мотора смолкли. Самолет сел и закачался на волнах. Вдали был Ном. Спустили надувную шлюпку, в числе первых повезли Маттерна. Он выскочил на землю, начал бегать и кричать: "Америка! Америка!" - упал и стал целовать землю.
Леваневский потом рассказывал: их встречала большая толпа, и Маттерн узнал, что американский летчик В.Пост, главный конкурент Маттерна, пролетел Ном, а из Нью-Йорка прилетел другой знаменитый летчик - Александер. Но когда американцы узнали, что Леваневский накануне совершил перелет на Дальний Восток от Черного моря, из Севастополя, все были ошеломлены. В городе к Леваневскому подошел рабочий в комбинезоне, протянул коробку спичек:
- Я сожалею, что не могу подарить вам ничего более ценного. Однако от всей души прошу принять этот скромный дар. Когда закурите, вспомните и обо мне.
- Зачем же откладывать, давайте сейчас и закурим. - И Леваневский угостил американца русскими папиросами.
Экипажу был оказан самый радушный прием.
Городские власти устроили банкет. Было много цветов и... калифорнийских апельсинов.
Экипажу преподнесли приветственный адрес, каждому участнику перелета вручили по золотому кольцу с надписью "НОМ".[10]
Провожать их вышел весь город. Обратный путь проходил не менее драматично: с вынужденной посадкой на Аляске из-за сильного тумана, долетели до Уэлена только на вторые сутки.
Там немного отдохнули, отремонтировали самолет как могли, занялись наконец своим прямым делом - ледовыми разведками. Летали над льдами с посадками на мысе Северном (впоследствии мыс Шмидта), острове Врангеля, бухте Тикси. Сверху Леваневский видел пароход "Челюскин" на подходе к бухте Тикси и говорил потом на земле, что в такой тяжелой ледовой обстановке вряд ли удастся "Челюскину" пройти к Берингову проливу.
Моторы отработали свой ресурс, Леваневский перегнал самолет в Иркутск на ремонт и отправился домой в Полтаву, еще не зная, что через полгода судьба снова забросит его в Арктику. Вот как он записал об этом в автобиографии:

"Живу в Полтаве. Отдыхаю. Читаю газеты, слушаю радио. Скучаю. Без дела мне всегда бывает скучно. 13 февраля я узнал по радио, что " Челюскин" раздавлен льдами. Телеграфирую в Москву, что готов лететь на помощь челюскинцам. Жена, узнав об этом, плачет, и ребята (у меня девочка и мальчик) тоже подняли рев. Но ничего. Я их успокоил. А на следующий день получаю телеграмму-"молнию": "Немедленно выезжайте в Москву". Через два часа - вторую телеграмму: "Немедленно выезжайте в Москву". Одна телеграмма была от Главного управления Северного морского пути, другая - от Ушакова. Приезжаю в Москву, а мне говорят, что завтра надо выезжать за границу... Меня это поразило. Я полагал лететь на самолете Р-5 из Москвы прямо на Север. Но правительство решило: Ушакова, Слепнева и меня послать в Америку, чтобы со стороны Аляски скорее попасть на Север".[11]

"Машина начала проваливаться... Напряжение все более и более увеличивалось. Каждое мгновение машина готова сорваться в штопор и с огромной высоты врезаться в лежащие под ней скалы. Но пилот умело выправляет машину и ставит ее в нормальное положение. Это повторяется регулярно каждые 3 - 4 минуты. Наше падение было уже определившимся...
Вдоль берега шла узкая полоска сравнительно ровного льда. На этой полоске и произошел первый удар, после которого машина взмыла вверх. Ударом снесло правую лыжу. Пилот выбил оледеневшее стекло своей кабины, чтобы видеть землю, вернее, торосы, привел машину на ту же площадку, вторым ударом снес левую лыжу и после этого, выключив мотор, бросил машину на фюзеляж таким образом, что она скользнула по небольшой ледяной площадке.
Раздался треск. В боковое окно я, заметил летящие куски и ждал, когда машина ударится в торос. Но этого не случилось. Машина остановилась, не долетев до торошенных льдов. Механик и я были невредимы. Обернувшись к пилоту, мы увидели его наклоненным над штурвалом в неподвижной позе. На мои первые окрики пилот не отозвался. Только когда я его встряхнул, он вздрогнул и медленно повернулся к нам лицом. По правой щеке от глаза у него текла густая струйка крови, убегая за воротник кожаной тужурки. Вдвоем мы помогли выйти Леваневскому из кабины...".[12]

Через пару дней Леваневский чувствовал себя вполне сносно, но душевная боль не утихала: разбил самолет, другие - только на подступах к Ванкарему, а челюскинцы все еще на льдине...
Вся страна напряженно следила за перелетами советских летчиков. В трамваях и автобусах, у газетных киосков и на рабочих местах - везде слышались разговоры о том, сколько самолетов на подступах к "лагерю Шмидта", какая погода там. А когда самолеты прибыли в Ванкарем и начали вывозить челюскинцев, все считали, сколько человек вывезли и сколько осталось.
За четыре дня вывезли со льдины всех, даже ездовых собак, которых Ушаков отправил на льдину порожним рейсом, чтобы подвозить ослабевших и больных и подтаскивать грузы к "аэродрому". Вся страна, весь цивилизованный мир вздохнул с облегчением, когда в газетах появилось сообщение Правительственной комиссии: все 92 человека сняты с дрейфующего льда. Беспримерная "полярная Одиссея" закончилась успешно!
Сохранились воспоминания академика И. М. Майского, с 1932 года находившегося в Лондоне в качестве посла СССР. Эти воспоминания особенно ценны в связи с тем, что в те годы на Западе поднялась клеветническая кампания против СССР - о советском "демпинге", распространялись слухи о банкротстве политики коллективизации, о том, что в самом ближайшем будущем "в России следует ожидать катастрофы".
" Никогда не было еще события, - писал И. М. Майский о спасении челюскинцев,- которое с такой неодолимой силой приковало бы мировое внимание к нашей стране, к нашим людям. И притом внимание не враждебное, а сочувственное... И тот факт, что полярная драма не превратилась в трагедию, а, наоборот, стала исходной точкой блестящей победы человека над природой, глубоко поразил всех. Перед каждым англичанином, французом, немцем, американцем невольно вставал вопрос: в чем причина счастливого конца этой суровой арктической драмы? И каждый англичанин, француз, немец, американец должен был признать (открыто или в глубине души), что причина счастливого конца крылась в поведении Советского правительства и советских людей как на Большой земле, так и на дрейфующей льдине. И опять-таки все в капиталистическом мире поняли и почувствовали, что новая власть, столь непохожая на все ранее существовавшие образцы, окончательно утвердилась на развалинах царизма...".[13]

Бесспорно, советские летчики были главными участниками мероприятий, разработанных Правительственной комиссией. Их подвиг не укладывался в привычные рамки представлений о героическом. Поэтому Политбюро ЦК нашей партии обратилось во ВЦИК с просьбой установить высшую степень отличия в нашей стране - звание "Герой Советского Союза" и присвоить его летчикам, участвовавшим в спасении челюскинцев.
Для Леваневского упоминание его фамилии в списке первых Героев было полной неожиданностью. Он страдал оттого, что не вывез ни одного челюскинца.
Его утешали: ведь ты же доставил Ушакова - уполномоченного Правительственной комиссии - и спас американца, да и сам остался в живых!
Как только опустел "лагерь Шмидта", сразу испортилась погода. Все челюскинцы двинулись в Уэлен и бухту Провидения. Кто пешком, кто на собаках - все добрались в целости и сохранности. Леваневский был в Уэлене и сидел в комнате рядом с радиорубкой, когда взволнованный доктор прибежал к радисту, и они стали обсуждать радиограмму из бухты Лаврентия, где внезапно заболел Бобров, заместитель Шмидта (самого Шмидта, заболевшего воспалением легких, Маврикий Слепнев вывез на американском самолете прямо в Ном, где больного поместили в госпиталь).
Судя по радиограмме, доктор предполагал обострение хронического аппендицита, даже признаки перитонита. Требовалось немедленное хирургическое вмешательство.
В Уэлене был самолет У-2 с неисправным мотором. Леваневский предложил свою помощь, и они с доктором пошли к самолету. Февральско-мартовские ветры замели его снегом, пришлось взять лопаты, откопать, раскачать лыжи, чтобы самолет мог оторваться. Леваневский пробует завести мотор - тот "кашляет", работает только на малых оборотах. Тем не менее удалось взлететь, даже пролететь немного. Перед встречными горами пришлось приземлиться - забарахлил мотор, и необходимо было сориентироваться, так как не было под рукой карты.
С трудом взлетели снова и перевалили через горы.
Позже Леваневский так вспоминал о своей посадке в бухте Лаврентия:
"Ищу место посадки. Впереди чернеет что-то вроде буквы Т (Т - условный знак места посадки для самолета). Захожу над Т. Т - живое!.. Вижу - поднимаются головы. Делаю круг, даю знать, что вижу и понял. Восхищен сообразительностью и авиационной грамотностью челюскинцев. Захожу на посадку, смотрю - хвост моего посадочного Т зашевелился... Вылезаем. Радостная встреча. Челюскинцы рассказывают:
- Идем, видим - летит самолет. Посадочного Т нет. Ну, сорганизовались и легли...
Благодарю их, спрашиваю:
- А почему хвост у Т начал извиваться?
- А это у нас один старик испугался, что вы на него сядете,- хотел дать тягу, но мы не пустили...
Вскоре доктор был в своей стихии, вспарывая больного. Операция прошла благополучно".[14]
Наконец все - летчики и челюскинцы - на пароходе "Смоленск" приплыли во Владивосток. Сохранились удивительные кинокадры тех дней: летчики Водопьянов и Молоков "сражаются" с челюскинцами в домино, "забивают козла", Ляпидевский играет с ручным медведем, улыбающийся Леваневский с фотоаппаратом пытается снять этот момент, несколько человек окружили патефон - новинку того времени.
160 остановок было на триумфальном пути от Владивостока до Москвы, и везде их восторженно встречали тысячи людей. В дороге Леваневский, Ляпидевский и другие товарищи подали заявления о вступлении в ряды Коммунистической партии. Бюро ячейки рекомендовало их принять в члены партии.
Среди старых кинокадров есть и эпизод встречи в Москве, запоминается сосредоточенное, напряженное выражение лица Леваневского на фоне улыбающихся, ликующих людей. Дело в том, что его никто не встречал из родных - жена с детьми ждала в Полтаве.
Неожиданно к летчику подошел председатель Правительственной комиссии В. В. Куйбышев и крепко расцеловал. Тепло поздравили летчиков И. В. Сталин и другие члены Политбюро.

Естественно, что он не мог теперь расстаться с Арктикой, и будущий полет он связывал только с Севером.
Из тихой, милой его сердцу Полтавы он с семьей переехал в Москву, к месту новой работы - в полярной авиации.
По утрам внимательно читал газеты. Одно сообщение его взволновало: летчик-испытатель М. М. Громов со штурманом И. Т. Спириным и вторым пилотом А. И. Филиным летал непрерывно более трех суток на самолете АНТ-25 и установил мировой рекорд дальности полета по замкнутой кривой - за 75 часов самолет пролетел 12 411 километров.
Ведь это тот самый самолет, который он ищет! Дальность вполне позволяет на такой машине перемахнуть через Северный полюс и приземлиться где-то в Канаде или США...
Вскоре Леваневский написал письмо в Политбюро с просьбой разрешить такой полет.
Через некоторое время его вызвали в Кремль. Вернулся он радостный, возбужденный. Рассказывал жене и своему неизменному штурману Виктору Левченко подробности разговора:
"Меня товарищ Орджоникидзе спрашивает: "Сколько же времени будете в полете?" - "Примерно 62 часа". - "Так это же почти трое суток без сна и за штурвалом!" Один из членов Политбюро заметил при этом: "В эти часы не только они, но и мы, и весь народ спать не будет! ".[15]
Через несколько дней начались тренировочные полеты на дальность, в облаках, по приборам. Вторым пилотом был назначен первокурсник Военно-воздушной академии имени Жуковского Георгий Байдуков (ныне генерал-полковник авиации), тогда уже известный умением летать "вслепую".
За три месяца требовалось многое переделать и дополнить на самолете АНТ-25, приспособиться к арктическим условиям.
Врачи, закрепленные за экипажем, предписали строгий режим, диету, ежедневное взвешивание.
Экипаж часто совершал тренировочные полеты до Черного моря и обратно без посадок.
Наконец был назначен день отлета - 3 августа 1935 года - и окончательно сформулировано полетное задание: при благополучном перелете совершить посадку в Сан-Франциско. При малейших признаках аварии поворачивать назад или совершать вынужденную посадку. Всем полярным станциям, а особенно радистам островов Диксон, Новая Земля, Земля Франца-Иосифа предписывалось непрерывно следить за работой рации самолета Леваневского.
В Мурманске наготове стоял поплавковый самолет полярного летчика В. Махоткина, который мог в случае вынужденной посадки самолета Леваневского на воду на участке пути между побережьем и Землей Франца-Иосифа сесть рядом и принять экипаж на борт.
Тогда находились скептики, которые говорили: а почему, собственно, самолет должен лететь через Арктику, а не через Западную Европу и Атлантический океан?
Летчикам популярно объясняли, что кратчайший путь по воздуху из СССР в Америку, например в Сан-Франциско, проходит через Арктику - всего 9605 километров. Если лететв через Атлантический океан - около 14 тысяч километров, а через Тихий океан - около 18 тысяч километров. Этот довод убедителен и сегодня, когда авиация изыскивает способы экономии энергетических ресурсов...
Провожать экипаж Леваневского прибыли члены правительства, посол США в СССР г-н Буллит, авиаспециалисты, друзья, представители прессы. Было солнечное утро, машина стояла на горке, чтобы увеличить скорость разбега.
Все разом перевели дух, когда перегруженный самолет оторвался от бетонной полосы Щелковского аэродрома.
Самолет смог подняться только на 50 метров и так летел почти час, пока не израсходовал какую-то часть горючего и можно было подняться немного вверх.
Георгий Филиппович Байдуков вспоминает:
"Но как иногда мгновенно рушатся человеческие надежды! Через несколько часов полета Леваневский подозвал меня и прокричал в ухо:
- Посмотрите, что это за веревочная струя масла вьется на левом крыле?
Действительно, виднелся довольно мощный поток масла, похожий на непрерывно извивавшегося гигантского червя. Внутрь самолета также откуда-то попадало масло.
По нашим подсчетам, утечка превышала во много раз допустимый расход масла девятисотсильным мотором АМ-34. В то же время запаса резервного масла должно было хватить, по крайней мере, до берегов канадской тундры, где возможно приземлиться вблизи жилья, выполнив тем самым главную задачу перелета - преодоление воздушного пространства над центральной частью Арктики и Северным полюсом. Штаб перелета слал по радио распоряжения немедленно прекратить полет и произвести посадку на аэродроме в Кречевицах, что между Москвой и Ленинградом".[16]
Это был очень драматический момент. Кабина была заполнена чадом, трудно было дышать, могло наступить отравление угарным газом. Врачи позже сказали, что, если бы полет был на 10 - 15 часов дольше, отравление было бы опасным для жизни.
Повернули обратно. Многие аэродромы, лежавшие на пути, под разными предлогами отказывались принимать перегруженный бензином самолет.
Сели благополучно. Леваневский стал замкнутым и молчаливым.
Вскоре экипаж вызвали в Кремль.

окончание следует

в ПОИСКИ ЛЕВАНЕВСКОГО ПРЕКРАТИТЬ

в ИСЧЕЗНУВШИЕ ЗНАМЕНИТОСТИ

в ЭНЦИКЛОПЕДИЮ

в КАРТУ САЙТА