ЗАГАДКИ И ТАЙНЫ ХХ ВЕКА

ТАЙНЫ НАУКИ и ТЕХНИКИ

АТОМНАЯ БОМБА ДЛЯ ТРЕТЬЕГО РЕЙХА

ОКОНЧАНИЕ

Отшельник датский

После того как Шпеер принял решение отказаться от планов создания атомной бомбы и сосредоточить ресурсы на другом “чудо-оружии” - ракетном проекте Вернера фон Брауна - вожди рейха к этому вопросу более не возвращались.

Руководители немецкой разведки никогда не придавали атомному шпионажу серьезного значения прежде всего потому, что их никто не предупредил о реальности угрозы: немецкие физики были уверены, что по-прежнему опережают своих коллег по ту сторону фронта.

Иное дело – союзники. Они как раз отдавали себе отчет в важности разведывательной информации на эту тему благодаря настойчивости ученых, работавших в Америке и на Британских островах и хорошо представлявших себе потенциал выдающихся физиков, которые остались в Германии. Руководитель проекта “Манхэттен” генерал Лесли Гровз осенью 1943 года обратился за содействием к шефу Управления специальных служб генералу Уильяму Доновану. УСС надлежало выяснить местопребывание крупнейших немецких и итальянских физиков и установить, имеются ли на территории Германии крупные промышленные предприятия, которые работают, но при этом не выпускают никакой продукции. А в ноябре того же года помощник Гровза по разведке отправился в Лондон с секретной миссией: он должен был организовать переезд в США Нильса Бора.

...Британская разведка занялась немецким урановым проектом раньше американской. В июне 1942 года она узнала о встрече Бора с Гейзенбергом и вскоре начала действовать через свою резидентуру в Стокгольме. Разумеется, Бор был нужен союзникам не только как источник информации о достижениях Гейзенберга, но и как блестящий ученый и высокий моральный авторитет, который своим именем мог освятить усилия американо-британской команды по созданию атомного оружия. В январе 1943 года Бор получил первое приглашение из Лондона. Оно было передано ему устно офицером датской военной разведки Вольмаром Гитом, связанным с британской SIS. Бор отказался обсуждать тему и потребовал письменного подтверждения и разъяснения, в котором будет ясно сказано, чего от него хотят в Лондоне. Ознакомившись с ответом, ответственный за скандинавские страны офицер SIS Эрик Уэлш обратился к директору Ливерпульской лаборатории Чедвику. Тот поначалу наотрез отказался писать приглашение, опасаясь погубить Бора. Но Уэлш воззвал к его патриотическому долгу, сослался на чрезвычайную важность вопроса и в итоге добился своего. Письмо Чедвика микрофильмировали и спрятали в брелоке для ключей. Гит без промедления доставил послание Бору. Но и на этот раз Бор не пожелал покинуть Данию – он видел свою миссию в сохранении исследовательского центра.

Однако весной и летом того же года произошли события, заставившие Бора изменить свое решение. Во-первых, один из немецких визитеров рассказал ему, что в Германии налажено производство металлического урана. Во-вторых, от шведских коллег Бор узнал, что немцы разработали технологию, позволившую резко повысить объемы производства тяжелой воды на норвежском заводе Norsk-Hydro в Рьюкане. Шведы спрашивали, возможно ли применение тяжелой воды в военных целях и не следует ли авиации союзников вывести завод из строя. На оба вопроса Бор ответил утвердительно. Отлично понимая военное значение этих фактов, он отправил через Вольмара Гита тревожное письмо Джеймсу Чедвику.

Вдобавок в августе в Дании немецкие оккупационные власти ввели военное положение. Гиммлер получил приказ фюрера начать депортацию датских евреев. Операция должна была пройти молниеносно по всей стране в один день – 30 сентября. Однако “сеть” СС вернулась пустой: евреи исчезли. В результате одной из самых блестящих акций европейского Сопротивления около восьми тысяч своевременно предупрежденных человек погрузились на лодки и пересекли пролив Каттегат в направлении Швеции, открывшей свою границу. Зондеркомандам СС удалось арестовать менее трехсот человек, которых подпольщики не успели оповестить. В числе беглецов был и Нильс Бор с семейством. В числе депортированных в лагерь смерти Терезиенштадт (Терезин) – 84-летняя сестра его матери Ханна Адлер.

Бейсболист против физика

Британская разведка была уверена, по крайней мере до лета 1943 года, что в Германии не ведутся серьезные работы по созданию атомной бомбы. Информация источников “в поле” подтверждалась данными радиоразведки – немецкий радиообмен, ставший доступным SIS благодаря обладанию шифровальной машиной “Энигма”, не содержал ни малейшего намека на атомную бомбу. К тому же норвежское подполье сообщало, что завод тяжелой воды в Рьюкане полностью выведен из строя рейдом американской авиации в ноябре 1943 года.

...В декабре 1943 года генерал Гровз пришел к мысли о необходимости похищения Гейзенберга. Однако американцы и британцы его “потеряли”. В марте 1944 года американские бомбардировки нанесли серьезный ущерб лабораториям Отто Гана в Институте химии Общества кайзера Вильгельма, расположенным в том же берлинском пригороде Далем, что и Институт физики, которым руководил Гейзенберг. Было принято решение о создании резервных лабораторий на новом месте. Лишь в мае Вашингтон узнал, что новая лаборатория Гейзенберга расположена близ города Хехинген на юге Германии и что “Урановому клубу” выделены средства на строительство циклотрона мощностью 200 миллионов вольт.

В декабре 1943 года в рамках операции “Алсос” в Европу отправилась первая разведывательная группа, в задачу которой входил сбор информации о немецком урановом проекте. 5 июня 1944 года она вошла в Рим вместе с американскими войсками. Одновременно, но отдельно от этой группы в итальянской столице появился офицер УСС Мо (Моррис) Берг – известный всей Америке бейсболист.

Мо Берг был замечательной личностью во многих отношениях. Выпускник Принстона, полиглот и “ходячая энциклопедия”, человек неисчерпаемого обаяния, он располагал к себе при первом же знакомстве. Спортивные комментаторы наградили его титулом “умнейшего игрока высшей лиги”. Вместе с тем никто не знал, где и как он проводит промежуток между бейсбольными сезонами. Он никогда не был женат и никого не допускал в свой внутренний мир. Его страстью были газеты – приезжая в новый город, он первым долгом покупал все, какие мог достать, отдавая предпочтение газетам этнических общин. Мо Берг был прирожденным лингвистом и говорил и читал даже на санскрите, не говоря уже об основных европейских языках. Его отец-еврей иммигрировал в США с Украины, держал аптеку в Ньюарке, штат Нью-Джерси, был равнодушен к бейсболу и никогда в жизни не видел ни одной игры с участием сына. Свою последнюю игру Мо сыграл 30 августа 1939 года, накануне начала Второй мировой войны. После ее начала он занялся другими делами.

...В ноябре 1944 года союзники по-прежнему не знали, на какой стадии находятся урановые исследования немцев. Беседы сотрудников миссии “Алсос” с итальянскими физиками ясности в этот вопрос не внесли. Ничего определенного не смог сообщить им и остававшийся в оккупированном Париже Фредерик Жолио-Кюри. Следующей надеждой американской разведки был Страсбург, где кафедру теоретической физики местного университета возглавлял Карл Фридрих фон Вайцзеккер. 25 ноября Страсбург был взят. Вечером 2 декабря главный научный эксперт группы “Алсос” Сэм Гудсмит при свете керосиновой лампы погрузился в изучение документов Вайцзеккера, на многих из которых стоял гриф “секретно”. На третий день он пришел к выводу, что немцы строили реактор, но не бомбу.

Гейзенберг приехал в Цюрих по приглашению своего друга Пауля Шеррера 17 декабря 1944 года, на следующий день после начала последнего большого немецкого контрнаступления под командованием фельдмаршала Герда Рундштедта. Вместе с Гейзенбергом был и Вайцзеккер. Они путешествовали без каких бы то ни было предосторожностей или охраны, остановились в самом обыкновенном отеле и не делали никакого секрета из своего пребывания в Швейцарии. На публичную лекцию Гейзенберга в аудитории местного университета собралось не более двадцати человек, в основном его старые друзья и коллеги, некоторые специально приехали из других городов. Во втором ряду, впрочем, сидели двое незнакомцев – агенты УСС Лео Мартинуцци и Мо Берг. В кармане у Берга лежал пистолет 42-го калибра. Перед поездкой в Европу он изучил основы ядерной физики и имел санкцию убить Гейзенберга, если сочтет, что его исследования продвинулись достаточно далеко по пути создания атомного оружия.

Лекция была посвящена матричной теории Гейзенберга и никоим образом не соприкасалась с интересующей Берга темой. Он ничего не понимал, но не сводил глаз с оратора. В какой-то момент их взгляды встретились. В своем донесении Берг подробно описал внешность Гейзенберга, особо выделив темно-рыжий цвет волос (“похож на ирландца”), “зловещие глаза” и “вымученную улыбку”. Из лекции Берг понял лишь то, что она никак не отвечает на вопрос о достижениях “Уранового клуба”, и решил отложить покушение и попытаться получше разобраться в интересующем его вопросе.

Профессор Цюрихского университета Пауль Шеррер был информатором УСС. Однако он не подозревал, что Берг имеет полную свободу действий в отношении Гейзенберга. После лекции Шеррер, Берг и Мартинуцци уединились в кабинете профессора, и Берг спросил, не может ли профессор, учитывая, что возникший в конце лекции ученый спор не завершен, пригласить своего немецкого друга еще раз, уже с семьей. В этом случае, объяснил он, американская разведка сможет вывезти Гейзенбергов в США.

...Между тем дружная компания отправилась ужинать в ресторан на берегу озера. Когда посреди ужина газетчик внес вечерний выпуск Neue Zurcher Zeitung, Гейзенберг купил номер и впился глазами в сообщение о третьем дне наступления Рундштедта. По словам одного из очевидцев сцены, закончив чтение, Гейзенберг с трудом скрыл чувство триумфа, не вполне приличное в кругу швейцарцев.

К этому разговору напряженно прислушивался Мо Берг, тоже приглашенный к Шерреру. Он сделал вывод: коль скоро Гейзенберг смирился с поражением Германии, никакого чудо-оружия у нее нет и не будет.

После вечеринки Берг вызвался проводить Гейзенберга в отель. Гейзенберг приметил любознательного молодого человека еще на лекции; его ремарки и вопросы во время острой политической дискуссии как будто демонстрировали понимание и сочувствие. Они оказались вдвоем на пустынных ночных улицах Цюриха. В кармане у Берга по-прежнему лежал пистолет. Но Берг уже вынес окончательный вердикт. По дороге в отель он жаловался на скуку и обыденность жизни в Швейцарии – то ли дело Германия, передний край борьбы. Гейзенберг прекрасно запомнил эту встречу. Спустя годы он прочел книгу о Мо Берге и тотчас узнал в ее герое молодого швейцарского романтика.

В Вашингтоне донесения Берга незамедлительно направлялись президенту. Прочитав депешу о мотивах отказа от покушения, Рузвельт сказал Гровзу: “Прекрасно, просто прекрасно. Будем молиться за то, чтобы Гейзенберг оказался прав. И, генерал, мои поздравления агенту”.

Мораль или расчет?

В июле 1945 года десять немецких физиков, интернированных в рамках операции “Алсос”, разместили в усадьбе Фарм-Холл в Англии. Это была последняя глава в истории уранового проекта.

6 августа в шесть часов вечера радио Би-би-си передало первое сообщение о бомбе, сброшенной на Хиросиму. Комендант Фарм-Холла майор Риттнер за обедом пересказал своим подопечным новость, но Гейзенберг не поверил сообщению. Однако новые детали, переданные по радио, убедили немецких ученых в том, что бомба действительно построена.

Все помещения, куда имели доступ интернированные, были оборудованы аппаратурой прослушивания. На основе стенограмм британская разведка составляла еженедельные отчеты. Стенограммы были рассекречены в феврале 1992 года и произвели сенсацию.

Какие выводы можно сделать из стенограмм Фарм-Холла? Не умел или не хотел Гейзенберг сделать бомбу для Гитлера?

Пол Лоуренс Роуз: “Они не смогли ее сделать, потому что в 1940 году Гейзенберг неправильно подсчитал критическую массу урана-235. Он полагал, что критическую массу составят 15 тонн. И именно поэтому Гейзенберг был уверен, что ничего не получится. Он был человек высокомерный. Ему казалось, что если он не смог получить плутоний из реактора к 1945 году, то никто не сможет этого сделать. Вот поэтому он был так удивлен, когда узнал о Хиросиме. Так что причина, по которой он не сделал ядерную бомбу, лежит вовсе не в моральной плоскости”.

У Марка Уолкера иное мнение: “Зимой 1941–1942 годов ход войны переломился, и тогда немецкое командование впервые спросило у Гейзенберга и его коллег: сможете ли вы сделать ядерное оружие достаточно быстро, чтобы мы могли выиграть войну? И немецкие ученые ответили: ядерное оружие, конечно, можно сделать, но на это уйдет несколько лет. Тогда немецкое командование сочло, что этот вид оружия не повлияет на исход войны. Работа продолжалась, в ней участвовали пятьдесят – шестьдесят ученых. Приблизительно в то же время, в январе 1942 года, американское правительство обратилось к своим ученым с тем же вопросом. И ученые дали практически такой же ответ. Но в Вашингтоне считали, что война против Германии и Японии продлится долгие годы и ядерное оружие способно будет повлиять на исход войны. Зимой 1941–1942 годов достижения германских и американских ученых были почти одинаковыми. Однако к июню 1942-го американцы далеко обошли немцев. В Соединенных Штатах ядерное оружие вышло на индустриальный уровень. Над ним работали уже тысяча ученых и еще столько же технических работников. Германия не сделала ядерную бомбу, потому что не предприняла этого рывка...”

Владимир АБАРИНОВ, Вашингтон

ЗАГАДКИ И ТАЙНЫ ХХ ВЕКА